ЗАЧЕМ ГЕРОЙ И ЕГО ГЕРОИЗМ — ЕСЛИ ЭТО ВСЕГДА ЖЕРТВЫ?

Зачем жертвовать жизнью, если её можно сохранить? — ведь человек есть высшая ценность! – в рамках такой формулы работает либеральная мысль. Косвенная логика этого вопроса заключается в очень важном для нас ходе мысли: если человек напрасно рискует своей жизнью и даже ею жертвует, тогда как он мог её сохранить, то он не герой, он, говоря, мягко, простак. И дальнейший ход мысли позволяет вообще придти к фундаментальным выводам о напрасных жертвах: те, кто привел людей к напрасным жертвам, преступники.

Так что вопрос о нужности героя и героизма поставлен очень жёстко. 

Обостренный вариант этой формулы возник в момент дискуссии вокруг телеканала «Дождь», который провел опрос на тему «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней?»  

При этом на телеканале не ставился контекстный вопрос: «согласны ли вы стать рабом в обмен на жизнь?» Особенно если эта дилемма есть: либо стать героем, либо рабом? Не было также более мягкой версии: «согласны ли вы сохранить жизнь в обмен на предательство?» Ведь что предполагал своим опросом телеканал «Дождь»? Он предлагал уход в плен, в рабство. Но уже на тот момент было ясно, какова судьба пленных у немцев – тотальное вымирание или предательство. Получается, «Дождь» намекал именно на легализацию предательства как законной версии выхода из блокады.  

Герой своим поступком отнимает у остальных людей право на торг: предавать или не предавать.  

 

Борьба в блокадном Ленинграде – героическая легенда мировой истории. Такого массового жертвенного героизма история не знала. Стойкость жителей, защитников города, ставших жертвой блокады, но не сдавших город, символ героизма. Но ставится вопрос, который вызывает расщепление сознания: действительно, а стоило ли?  

Этот вопрос, заданный в мирное время, имеет обратную остроту: если нет катастрофы, то герои не нужны. Поэтому задавать вопрос о нужности героизма тем, кто выбирает каждый вечер рестораны, дело почти бесполезное. Человек, выросший в благости и мире, не оценит и не поймёт. Понимание придёт, когда твоему голодному, умирающему ребёнку чужой человек с нейтральной огненной полосы, жертвуя своей жизнью, принесет пять картофелин, то это будет другое чувство.

Понимание героизма поэтому должно быть историческим и, если хотите, научным. Когда станет понятно, что люди Ленинграда не просто умирали, а бились до конца на заводах, работая на победу, собирая последние силы, показывая предельное мужество, становясь символом отечественного сопротивления нашествию, придавая силы и ярости всей стране, которая стремилась освободить Ленинград. Этот массовый героизм порождал другой массовый героизм. И это даже без знания того, что Гитлер по доктрине Розенберга не собирался оставлять город и его жителей в живых. И даже без понимания того, что сданный Ленинград мог вызвать такой паралич национальной воли (как это было со всеми статусными городами страны), что война могла быть совершенно другой и не победительной. Во всяком случае, запасной вариант столицы в Куйбышеве формировался, но если бы он случился, то границы страны могли быть совсем другие и условие возможного мирного договора с Гитлером (по аналогии с позорным Брестским миром 1918 года) могли быть убийственными, капитуляционными. И уже раздел страны был бы неминуем. Так что цена жертвы создавала не только цену победы, но не позволяла поставить вопрос о цене поражения.   

 

Героическая жертва – это не просто смертельный исход – это целевой поступок: жизнь отдаётся в обмен на новую жизнь. Значит герой своим подвигом создаёт право на жизнь и свободу потомкам. Мы подчёркиваем слово «создаёт». Он не может дать право, он своим подвигом именно создаёт право на жизнь, потому что в его жертве есть цель – во имя жизни. А это значит, герой отнимает у потомков право на любой вид самоубийства и любую форму сдачи страны – какими бы мотивами это ни оправдывалось. И мы становимся в долгу у героев, понимая, что его героизм требует и нашего героизма. Ведь именно герои Ленинграда, герои Сталинграда питали дух и волю героев Грозного и Аргуна!